«Ярий, душа! Ярий, а не рыдай…»

Почти вся жизнь - решеткой. Жизнь, сложенная из писем, стихов, документов, свидетельств, дневников, показаний… и надежд. Надежд, несжигаемой под мордовским солнцем любви и сильного духа. Человека, имеющего такой силы вечный дух воли, сложно назвать просто человеком. Противостоять простому смертному инквизиторской машине невозможно… было. Но, он устоял. Таким был Василий Стус.

Каждый из нас открывал творчество этого человека по-своему. Кто-то впервые услышал о нем после скандальной премьеры фильма „Тени забытых предков”, в Киеве, в 1980, когда перед началом фильма (по слухам) именно он поднялся со своего места и призвал людей встать вместе с ним в знак протеста против, второй волны арестов „шестидесятников”, которые начинались в Украине. Кто-то зачитывался его поезией, черпая ее из самиздата, бережно переписывая и передавая из рук в руки. Кто-то впервые открыл его творчество, услышав о трагической смерти в первые годы перестройки. Кто-то познакомился с ним за студенческой скамьей, а кто-то за школьной партой. А кто-то не знает его вовсе и знать не хочет. А творчество этого человека у них почему-то вызывает смех...

На днях мне крупно повезло и я буквально прорвалась на спектакль «Іду за край…» (жизнь и судьба Василия Стуса). Вечер складывался отлично, настроение было приподнятое. Короче, с первыми звуками на сцене, декорациями, словами и световым фоном я погрузилась в другой мир – частично, неведомый, частично, до боли знакомый. Но…

В тот момент, когда главный герой начал декламировать поэзию Василия Стуса, в зале, раздался давящий смех… С каждым словом этот смех становился громче и вызывающей. Внимание зала с происходящего на сцене, переключилось на первый ряд со смеющимися школьниками, которые заняли всю правую часть и первый ряд. Их было человек 20. Вроде, ничего смешного не происходило, но действия главного героя, говоря простым языком, просто «порвало» школьников.

Их смех то возрастал, то попадал в унисон с песнями и репликами главного героя спектакля. Сначала это просто удивляло, потом возмущало, а затем я почувствовала раздражение. Очевидно, подобные эмоции переживали и мои соседи, хотя они только тихо перешептывались, не выражая громко своего возмущения. А смеющиеся школьники с рюкзаками на коленках, продолжали быть неотъемлемой частью спектакля. Они продолжали давиться от смеха, а зал продолжал молчать.

Дальше - больше. Одна из школьниц решила подискутировать с актерами на сцене. Но поскольку ее реплики остались последними незамечены, она переключилась на режиссера по свету, интересуясь у него по поводу декорации на сцене, и что они означают. Потом девочке стало интересно: «что будет дальше», а после, она вдруг заинтересовалась, «как же это все называется?»…

У режиссера, видимо, в этом месте, лопнуло терпение и он, с каменным лицом, посоветовал ей заглянуть в программку. Девочка, естественно, не угомонилась и еще раза три переспросила название спектакля, повторяя его по слогам.

Такое поведение вызывало недоумение. Если это ученики, то где их руководитель, который не делает им замечания, и почему они не в курсе, куда они пришли и как себя здесь нужно вести? Помозговав немного, я пришла к выводу, что спектакль, это вроде сюрприз-подарок, сделанный им кем-то из родителей.

Я ошиблась. По окончанию спектакля выяснилось, что это был «выездной» ознакомительный школьный урок с творчеством Василия Стуса. Я, мягко говоря, была в шоке. Учительница живо опрашивала подопечных о впечатлениях от увиденного.

Я, конечно, все понимаю, они, может, не доросли, не созрели - живущие в условиях суперцивилизации, пишут эсэмески, а не письма. А благодаря нашей демократии, в стране за политические и идеологические убеждения давно не сажают…

Где-то в глубине души я их понимаю. В свое время на третьем курсе университета мне трудно было постичь все тонкости философии. Хотя, на пятом курсе, Ницше и другие мне были как друзья. Как говорится, созрела.

Это, конечно, не пример для сравнения, но все же - неужели учительнице трудно было объяснить, куда она ведет своих подопечных, и как надо себя вести в театре, тем более, в зале, где герои и зрители – одно целое.