Александр Муратов: УПА дала людям то, что советская власть только пообещала

 

Лично для меня в этой работе нет ничего провокационного. Хотя, когда мы приехали в Одессу, нас было всего четверо, а встретило нас больше ста человек со знаменами и криками «Позор!». Чему «позор!», - мне это совершенно непонятно.

 

Вы знаете, после войны погибнуть от рук «бандеровцев», от рук УПА могли только войска КГБ. Они тогда назывались МГБ. Других воинских частей там не было. Значит, протестовали, судя по всему, наследники каких-то МГБстов. Иначе, чего им так близко к сердцу принимать все это дело. Непонятно, почему они так переживают. Ведь, если даже говорить о потерях, то ведь они совершенно несопоставимы. От рук МГБстов погибло 152 000 человек, так или иначе причастных к УПА. С той же стороны полегло не больше 40 000.

 

Вы же еще учтите и то, что в СССР три специальные школы готовили псевдобойцов УПА. Одна из них находилась на Восточной Украине, вторая – в Западной Белоруссии и третья – возле Тулы.

 

Почему же. Для того, чтобы убивать, пытать и вешать, язык знать не обязательно. Частновладельческие интересы ведь очень сильны, а им, как и МГБстам, обещали «лучших девушек», «лучшие дома» и все остальное «самое лучше». Вот и вся пропаганда. Поэтому война велась очень жестким, циничным образом. Я знаю, что говорю, потому что видел все это изнутри, поскольку находился в УПА два года – с 1950 по 1952 гг.

 

 

Мне тогда было 15 лет, я учился в 9-ом классе. Волею судьбы отец и мать проживали отдельно от меня, отдав своего ребенка на попечение слепой бабушке. Я мог делать все, что угодно. Начиная с 1946 года, вместе с моим приятелем и соседом по писательскому дому, еврейским мальчиком Олегом Юхвидом, сыном Леонида Аароновича Юхвида, который написал «Свадьбу в Малиновке», мы приторговывали оставшимися после отступления Вермахта немецкими лекарствами. В нашем распоряжении оказался секретный склад на окраине Харькова, забитый ампулами с обезболивающим, и как только мы узнали о немалой цене этих препаратов на «черном» рынке, мы стали ездить по всей Украине и даже наладили оптовые поставки.

 

Во время одного из рейсов на меня напали мародеры неподалеку от условленного места встречи с заказчиком. Это был какой-то новый солидный покупатель, назначивший мне встречу неподалеку от Станислава (Ивано-Франковска - RUpor). Меня контузили и, учитывая мои незавидные физически данные, решили распять. Им не понравился мой комсомольский билет. Но, благодаря бдительности покупателя, я остался жив. Когда я очнулся, передо мной предстала картина застреленных налетчиков и незнакомцев в военной форме. Поскольку я стал случайным свидетелем совершенных ими убийств, мои новые знакомые отправили меня на побывку в партизанский схрон. Там меня взяли под домашний арест, и две недели я лежал почти парализованный по соседству с мокрицами, блохами и всякой дрянью.

 

Абсолютно. Более того, когда я ехал в автобусе из Львова в Станислав, то пассажиры пугали друг друга рассказами о том, как вдоль этой дороги по ночам орудуют «бандеры». Я тогда и не подозревал, что, по сути, сам являюсь таким же «бандерой».

 

 

Там было очень много литературы ОУН(б), которую соседствующие со мною бойцы пускали на растопку и на самокрутки. Кроме меня, ее никто не читал. Вот тогда я только понял, что все это значит, и проникся духом освободительной борьбы. После того, как я прошел необходимую проверку, руководитель отряда - «зверхнык» по прозвищу «Беркут» - определил меня на мелкие диверсионные операции. Наше подразделение действовало в Рожнятовском районе Прикарпатья. Я научился минированию и взрывал горные мосты и железнодорожные составы. Легче всего мне давалось обращение с т. наз. «магнитными бомбами».

 

Позже мною занялась СБ. Я был выгоден ее руководству как курьер, который имеет налаженные каналы связи и контакты по всей Украине. Иногда поручали и конкретные разведзадания. Побывал везде, кроме Крыма и Одессы. Возил письма, лекарства, деньги. ОУНовское подполье действовало ведь не только на территории Западной Украины. Основу боевок, на самом деле, составляли дезертиры из Красной Армии, среди которых очень много было выходцев из центральных и восточных областей. Кроме того, учтите, что все песни УПА были переделками советских фронтовых хитов, например, песни «На опушке леса старый дуб стоит». Да и форма, форма-то была какая - советская, немецкая, польская. Светло-зеленые мундиры, в которых ветераны УПА щеголяют сегодня на парадах, никогда не были фронтовыми. Нил Хасевич успел их только разработать на уровне эскизов. Массовое же производство партизанской униформы так и не было налажено.

 

Я никогда не видел черно-красных знамен. О них говорили, но они существовали как-то символически. Только сине-желтые и все. Портретов Степана Бандеры в схронах я тоже ни разу не видел, не говоря уже о Шухевиче. Были только портреты Тараса Шевченко.

 

Вообще, УПА - я говорю об УПА, а не об ОУН в целом - это была крайне социалистическая организация. Еще больше, возможно, чем ВКП(б). Программа III-го Большого Собрания ОУН, принятая в сентябре 1943 года, которая стала официальным программным документом УПА, допускала частную собственность только для мелкого хозяйства, коллективную – для среднего, и исключительно государственную – для всех стратегических отраслей и предприятий. В ней прямым текстом провозглашалось образование профсоюзов, и устанавливался 8-часовой рабочий день. Для людей, населяющих Украину, гарантировались все права, особенно национальные. В подпунктах говорилось о строжайшем наказании, вплоть до смертной казни, за нарушение этих правил.

 

Почему большевики так «навалились» именно на «бандеровскую» ОУН и на УПА? Потому что это фактически была борьба на том же электоральном поле, на той же социальной основе и с теми же социально-экономическими лозунгами. УПА дала людям то, что советская власть только пообещала. Народ не мог понять, от чего же их освобождали. У нас все это уже есть. Зачем нам тогда нужен ваш коммунизм, и еще раз освобождать от чего-то?

 

С буржуазией из ОУН Андрея Мельника коммунистам не было смысла бороться. Лидеры этой фракции спокойно умерли в эмиграции, и они никогда серьезно не интересовали чекистов. В отличие от них Бандеру и Ярослава Стецько постигла участь публичной расправы. Таким же образом ушел из жизни и автор программы III-го Большого Собрания Лев Ребет. Бандера пережил его всего лишь на три дня. На Мельника же никто никогда не покушался. Ведь в таком случае нужно было бы и на американских президентов тоже устраивать покушения.

 

 

Я не хочу геройствовать или начинать к чему-то примазываться. Я был в СБ всего лишь два года, с 1950-го по 1952-й, и не очень афишировал среди рядовых бойцов свое сотрудничество с ней. Ребята считали меня обычным курьером. СБ не любили за жестокость к единомышленникам, которая не всегда была оправдана, жесткие требования к морально-патриотическому духу соединений и далекую от жизни простых крестьян чопорность. Службу тогда возглавлял Николай Лебедь, деликатный человечек, который всегда боялся боев, бунтов и прочей шумихи. Я был всего лишь маленьким винтиком, от которого, правда, достаточно много зависело, особенно, если бы он вдруг сломался.

 

Один такой срыв, в первую очередь, нервного плана, больше всего врезался в мою память. Из Львова до предгорий меня однажды подвозили пара офицеров МГБ. Я ехал с ними на мотоцикле и держал в руках запечатанную коробку из-под фотобумаги «Агфа». В ней я вез магнитные бомбы, а антураж с фотобумагой помогал избегать ненужных расспросов и обыска. По пути эти молодые люди смаковали унизительную казнь одного из наших бойцов, над которым в последние минуты жизни измывался собственный пьяный брат-милиционер. Потом пошла речь об их любовных похождениях и групповом сексе со львовскими девушками. Я не выдержал и на прощанье прицепил к их багажнику одну «магнитку». Тогда мне казалось, что я отомстил за всех, у кого они отняли жизни в одночасье.

 

И еще один эпизод. Из тех, кто передавал мне почту «в лес», я никогда не забуду известного украинского советского писателя и сценариста Михаила Стельмаха. Я посетил его на квартире в Киеве, в том самом писательском доме на бывшей улице Ленина. Разговор был недолгим, но очень памятным. Позже, когда мы с ним снимали «Гуси-лебеди», я попытался напомнить о себе и вызвать на откровенный разговор. Но он сделал вид, что никогда со мною не встречался.

 

 

Нет, что вы! Я слышал только о том, что после гибели Чупрынки нами руководит Василь Коваль (псевдоним «Лемиш»). И больше ничего.

 

Наше знакомство состоялось лет за 5-6 до его смерти. Это был низенький, ростом в 162 см, толстенький старичок в здравом уме и с феноменальным интеллектом. Я даже шутил, что из него получился бы непревзойденный президент Украины. Он знал 12 языков, причем 7 (немецкий, польский, русский, украинский, латынь, древнегреческий и иврит) из них выучил еще в детстве. Написал множество книг, был прекрасным оратором и публицистом. После окончания боевых действий он так и остался главнокомандующим, только уже воевал печатным словом и тщательной работой с архивами.

 

Фильм показали только по «5 каналу». И все, к сожалению. Для того, чтобы попасть в прайм-тайм, требуют деньги, а таких сумм у меня нет. Во время одних таких переговоров у нас на руках было только $ 300 – мизер для платного размещения.

 

 

Обязательно поеду в свой родной Харьков.

 

 

В Донецк ехать боюсь. Боюсь, потому что местные власти могут просто не разрешить показ ленты.