В Европу возвращается «русская мафия»

В 1990-е годы так называемая «русская мафия» была новым кошмаром Европы — расцветшая угроза, хлынувшая в Европу вместо советских танков. В 2000-е годы она стала клише и основной темой для авторов боевиков и романов-триллеров. В своей статье, опубликованной на сайте Европейского совета по международным отношениям (European Council on Foreign Relations) Марк Галеотти, говорит о том, как «русская мафия» снова появилась на повестке дня, о страхе того, что организованная преступность стала «пятой колонной» в усилиях Кремля ослабить европейскую безопасность, а также отмечает, что Европе следует изучить связи преступности и госаппарата РФ более тщательно. В стране и за рубежом гангстеры и российские агенты спецслужб зачастую тесно связаны между собой.

Преступники подозреваются в убийствах чеченских боевиков в Турции; российские киберпреступники занимались борьбой в виртуальной войне Кремля в Грузии и Украине, и взломом немецких и польских правительственных сайтов; сигаретные контрабандисты в Прибалтике, по всей видимости, были использованы для сбора средств на российские политические операции по введению агентуры в страну. Такой обмен идет в обоих направлениях, поскольку российских разведчиков и агентов спецслужб часто подкупают для работы на преступников. Причина таких пересечений ясна — Россия участвует в геополитической борьбе с Западом, но ей не хватает экономической, мягкой силы её противника. Поэтому ей приходится прибегать к тайным и нетрадиционным тактикам, чтобы восполнить этот недостаток. С этой точки зрения преступные сети являются очевидным ресурсом.

Службы безопасности Европы медленно начинают осознавать степень этой угрозы. Давняя испанская операция «Тройка» (крупномасштабная операция в Испании, связанная с отмыванием денег так называемой «русской мафией» — ред.) подбирается все ближе и ближе к Кремлю. В этом месяце Хольгер Мюнх, глава Bundeskriminalamt, Федерального ведомства уголовной полиции Германии, предупредил о расширении «российско-евразийской организованной преступности» в Германии. Его вмешательство подчеркивает ограниченность понимания Европой проблемы. Подобно тому, как «европейская организованная преступность» подразумевает под собой корсиканских криминальных авторитетов, сирийско-шведские банды и всех, кто находится между ними, «российско-евразийская организованная преступность» включает в себя слишком много разнородных типов и форм, чтобы представлять собой какую-либо реальную значимость.

Этот недостаток понимания происходит отчасти из-за того, что органам полиции не дают ресурсы или полномочия для понимания более глубоких политических связей и социологических субкультур преступников, которым они предъявляют обвинения и которых судят. Когда правоохранительные органы пытаются придать смысл этим группам, у них есть тенденция рассматривать все с упрощенной и устаревшей точки зрения, относя их к «ворам в законе», подпольной культуре, которая возникла и распространилась в сталинских ГУЛАГах.

Российская организованная преступность — это наследница яркой и жестокой истории, но она больше не определяется ГУЛАГами, а деятельность воров в законе после распада Советского Союза пошла на убыль. Европе нужна более систематическая и детальная оценка «российско-евразийской организованной преступности», и в частности её связей с аппаратом госбезопасности Российской Федерации. Организованная преступность, безусловно, часто близка к государственной власти, а в некоторых областях её явно используют в пользу российских элит.

Классическим примером являются российские хакеры, которым предоставлена определенная степень безнаказанности в обмен на их готовность время от времени атаковать врагов Кремля. Тем не менее, это не «мафиозное государство», где политика полностью подчинена уголовной прибыли, и это не государство, в котором весь подпольный мир используется в качестве инструмента. Многие из этих групп, по сути, отделились от России и не имеют никаких оснований сотрудничать с Москвой. Скорее всего, те группы, которые представляют собой потенциальные проблемы безопасности в Европе, могут быть классифицированы как организованная преступность с привязкой к России. Управляют ли ими грузины, проживающие в Москве, или же это ответвление славянской банды из Санкт-Петербурга, независимо от этнической принадлежности или языка, на котором они говорят, они работают за границей, но у них есть активы, семья или другие уязвимые места в России, которые Кремль может поставить под угрозу, или которым он может помочь. Как всегда в случае России — правда неоднозначна, здесь есть тонкости и спорные нюансы. Организованная преступность — это не государственная пешка, но и не полностью независимая организация, однако ей часто приходится работать в установленных Кремлем рамках.

В 1994 году президент России Борис Ельцин предупредил, что его страна становится «сверхдержавой преступности». На сегодняшний день Владимир Путин, кажется, добивается того же статуса, но совершенно другим способом — рассматривая организованную преступность с привязкой к России, работающую за рубежом, не как угрозу или препятствие, а как потенциальную возможность. С продолжающимся ростом геополитической конкуренции России с Западом понимание природы этой угрозы будет иметь все большее значение для европейской безопасности.